Скорей бы настало завтра [Сборник 1962] - Евгений Захарович Воробьев

и отдышаться в спокойном полете, осмотреться как следует, вслушаться в радиоперекличку, осмыслить все происшедшее.

А еще лучше было бы увидеть у себя на доске приборов два веселых изумрудных глазка: это когда ты идешь на посадку, шасси выпущено, еще минута-другая — и ты ступишь ногами на твердую, благословенную землю…

С волшебной отчетливостью увидел Лихоманов свой далекий аэродром — посадочную дорожку, которая притворялась безобидным изумрудным лужком, березовые пристанища для самолетов на кромке леса и полотняную кровлю столовой, спрятанную среди берез.

В столовой сейчас, наверное, шумно и многолюдно, так что Аннушке и присесть некогда — раскраснелась, носится между столиками. Капельки пота блестят на ее чистом лбу, который не поддается загару. Кухня поодаль, и не так-то легко порхать вперед-назад, прижимая к груди поднос, на котором уместился обед чуть ли не всего звена. Кроме дымящихся тарелок, на том подносе кувшин с квасом — его стряпает Федосеевна. Сказочный напиток! Нектар! Удивительно, ну просто уму непостижимо, как это он, Лихоманов, за сотню километров, да еще с высоты — он скосил глаза на альтиметр, — с высоты две тысячи двести метров столь явственно видит капельки пота на лбу, на переносице Аннушки, видит, как отпотевает кувшин после холодного погреба. Эх, хлебнуть бы стакан «федосеевки», чтобы не першило в горле!..

Но даже если бы этот стакан поднесла сейчас сама Аннушка, Лихоманов не смог бы его пригубить, потому что на мост движется новая девятка «бомбачей». Немцы не хотят мириться со своей неудачей. Они снова пытаются сорвать переправу наших танков.

И опять, не доходя шести-семи километров до моста, «Юнкерсы-87» строятся в кильватер, готовясь к бомбежке.

Восемь самолетов «Яковлев-7» связали боем немецких истребителей прикрытия. Однако несколько «фоккеров» по-прежнему патрулируют поблизости.

И снова Кротов воинственно покачал крыльями, подавая сигнал к атаке, и бросил свою машину вперед, на бомбардировщиков.

Лихоманов тоже пошел в атаку. Но на этот раз он держался в трехстах метрах сзади. «Фоккеры» паслись где-то поблизости, прячась в облаках. Следовало опасаться засады, а в этих условиях он не смел оставить командира без прикрытия.

Кротов ушел в пике и стремительным ударом сверху зажег «юнкере». Лихоманов, не отрывая взгляда от своего ведущего, незначительно отклонил рули и длинной очередью, почти в упор, расстрелял другой «юнкере». Бомбардировщик не загорелся, а задымил и на одном моторе, оставляя за собой грязный след, потянулся на запад.

Два «фоккера» появились справа в тот момент, когда Лихоманов начал выравнивать машину после пике. Немцы заметили его не сразу — они охотились за Кротовым. На стороне Лихоманова оказался такой сильный союзник, как внезапность, а она всегда дает преимущество в воздушном поединке.

С расчетливостью, достойной старого воздушного «волка», Лихоманов решил пропустить ведущего немца. «Не заметил меня — тем лучше! — успел рассудить Лихоманов в какую-то долю секунды, отпущенную ему на раздумье. — Зачем мне гнаться? Командир видит противника и не уступит преимущества в высоте. Удастся ли мне догнать ведущего немца? Сомнительно. А кроме того, погнаться сейчас за ведущим — посадить себе на хвост ведомого. Ведь я вижу, как второй фашист крадется сзади. Вот сбить ведомого — у ведущего сразу прыти поубавится!»

Лихоманов сделал доворот в сторону ведомого «фоккера», поймал его в золотистое перекрестие прицела, задержал на секунду дыхание, совсем так, как это делают снайперы на земле, и деловито нажал большими пальцами на гашетку пулеметов и пушки.

Он дал очередь метров со ста и решил, что промахнулся.

«Эх, тюря, — выругал он себя, кажется, даже вслух. — Поторопился. Не дожал фашиста. Слабак, он слабак и есть… Позволил фашисту улизнуть!..»

Он еще не успел себя доругать, как увидел огонь на плоскостях «фоккера». Машина взялась пламенем не сразу, но очень жарко, так что скоро за огнем и дымом нельзя было увидеть даже контуров падающего самолета — будто кто-то разложил костер прямо в небе и щедро облил невидимые сучья бензином.

«Фоккер» падал, заметая дымный след красным шлейфом, обогнав в падении своего летчика: немец успел выброситься на парашюте.

«Фашист хочет в лесу спрятаться!» — забеспокоился Лихоманов.

Как он и предполагал, ведущий «фоккер», увидев плачевный конец своего ведомого, прекратил погоню за Кротовым и отвалил в сторону.

Кротов к тому времени успел набрать еще высотенки и, когда появилась новая пара «фоккеров», был во всеоружии, а Лихоманов прикрыл хвост его машины.

«Фоккеры» не имели преимущества в высоте, а потому не спешили ввязываться в драку.

Кротов предпочел уклониться от боя вовсе — пусть фашисты думают, что им встретились трусливые противники! Пусть думают, пожалуйста!

Дело в том, что Кротов и Лихоманов уже находились в воздухе три четверти часа и залетели далеко от аэродрома. Пора возвращаться домой, на исходе бензин и боеприпасы.

Лихоманов подлетел к командиру совсем близко, крыло к крылу, их разделяло метров тридцать, не больше.

Кротов поднял большой палец, а по радио сказал:

— Добро. С почином тебя!

Это были первые слова, которые ведомый услышал от командира после его грозного выкрика «Подтяни!!!», в мгновение, которое могло стать смертельным.

Лихоманов широко раскрыл рот и несколько раз похлопал по нему ладонью, показывая, что хочет пить — кончилось горючее. Он осмотрительно не доверил такого сообщения радиоволне. Фашисты могли подслушать и снова навязать бой, который оказался бы сейчас не под силу.

— А сколько? — спросил Кротов.

— Сколько ваша «эмочка» на дорогу выпивает…

Кротов понял — у ведомого всего сорок литров бензина: столько вмещает бак легковой машины М-1.

— До берега дотянем? — встревожился Кротов.

— Как-нибудь…

— Аннушка обещала угостить сегодня хлебным квасом…

— Кваску бы неплохо испить. — Лихоманов жадно облизал губы.

— Есть еще средство от сильной жажды, — подсказал Кротов. — Увеличить шаг винта. До отказа. Пойдем со снижением. Когда планируешь — не так пить хочется…

Лихоманов утвердительно закивал — он понял смысл инструкции, которую только что, как бы невзначай, изложил командир.

В этот момент Лихоманов снова с удивительной ясностью представил себе, как Аннушка входит в палатку-столовую, неся жбан с квасом, запотевший в погребе.

Кротов тотчас же повернул на аэродром, или, как он говорил, «к берегу», а машина под номером тридцать четыре пошла у него в хвосте. Лихоманов затяжелил винт и старался планировать, придерживая сектор газа — благо высоту оба набрали немалую…

— Ну, как горят фашисты? — спросил Кротов.

— Подходяще! — последовал солидный ответ.

В тоне, каким это было сказано, Кротов уловил хорошую уверенность, словно Лихоманов уже давным-давно перестал ходить в новичках, словно ему не впервой доводилось сбивать за один вылет трех фашистов и возвращаться с такой победой…

4